Ветер доносил пьянящий запах свежей крови и дыма. Разжиревшие вороны, лениво переваливаясь, бродили по берегу рядом с дымящимися руинами монастыря, похожего на обугленный скелет, черными клювами разрывая мясо свежих трупов.

Прекрасная картина безжалостного уничтожения неполноценного радовала взор.

***

 

Пастор, семеня мелкими шажками, тихо приблизился к старому, смиренно молящемуся епископу, преклонившему колени у огромного распятия.

Он подобострастно застыл чуть в отдалении от своего патрона и тоже сделал вид, что молится, соединив ладони.

Но он не мог ни на чем сосредоточиться. Непомерный живот бурчал, все время требуя насыщения, и все его мысли были сосредоточены на вещах, очень далеких от его сана.

Чревоугодие, жажда обогащения, низкая противоестественная похоть были грязными паразитами, полностью подчинившими все его существо. Никакая молитва и даже самобичевание не могли помочь ему, а наоборот еще более разжигали его тайные желания. Но на жирное лицо пастора много лет всегда была надета слащавая маска смирения и показного благочестия.

Вот и сейчас он не снял ее, хотя страх владел им. Он молча и подобострастно смотрел на епископа, которого очень хорошо знал еще с тех пор, как мальчиком пел в церковном хоре…

Епископ знал, что он тут, хотя его глаза были закрыты.

– Ну, что там?.. – спросил он устало, с внутренним раздражением.

– Ваше святейшество, простите меня, что отвлекаю Вас… Но принесли ужасные вести. Викинги… Эти грешники лишены страха… Они разбили наши войска, хотя те превосходили их в десять раз… Ваше святейшество, викинги свирепствуют, как дикие волки. Они даже не считают нас за людей…
Они убивают мирян, кажется, с отвращением или ради забавы, и особенно наших братьев священнослужителей. Из монастыря у города спасся лишь брат Лука. Святотатцы, смеясь, заставили его совершать ужасные кощунства, и когда он пытался прибегнуть к защите святого распятия и окрестить их, они заставили засунуть его себе… в то самое место… И привязали к ослу задом наперед, на котором он и приехал к нам…

– Да, мы действительно в опасности… – прочувствованно хмыкнул епископ.

– Да, ваше святейшество… в большой опасности! Все в панике… Что же нам делать?

– И ты еще спрашиваешь, идиот? Надо дать им все, что они хотят. А еще лучше обрати их, предложи стать защитниками истиной веры, посули им земли и богатство… Это же грубые варвары, неужели ты не знаешь, как обмануть их? Ведь они наивны как дети.
Отправляйся немедля…

– Но я… я боюсь… я не могу…

– Иди!

– За что?.. Ведь я всегда был предан вам…

– Пошел вон, тупая свинья! Не то я велю бросить тебя в подземелье!

– Но я!!!...

И не в силах сказать ничего более, пастор припал к ногам епископа и, жалобно всхлипывая, истерично заревел, растирая текущие ручьем слезы и сопли о свое жирное лицо и мантию первосвященника.

Епископ был неожиданно тронут. Пастор напомнил ему того плачущего мальчика много лет назад.

Но через несколько минут отстранил его, сказав напутственно:

– Ступай, ступай, сын мой… И помни: бог с тобой и велики чудеса христовы…

***

Ночью пастор рьяно молился, кажется, впервые в жизни. У него даже почти пропал аппетит. Но потом, глядя на жирную снедь, он неожиданно набросился на нее и страшно обожрался. Рано утром он обрек свое отвратительно массивное тело в самые торжественные величавые одежды и водрузил себе на голову высокую тиару. В сопровождении монахов, литаврщиков и священных регалий пышная процессия тронулась в дорогу.

***

К обеду процессия подошла к стану викингов, найдя их в благодушном настроении. Вероятно, вчерашнее кровопролитие на время успокоило их кровожадные инстинкты.

Надежда зашевелилась в пасторе… И, собрав всю сладость своего голоса и подобострастия, он обратился к грозному вождю варваров, закованному в крепкую кольчугу, мерцающую серебром.

– О великий воин, смиренно прошу позволить мне, служителю Великого Престола, обратиться к Тебе и преподнести щедрые дары…

 

Он был готов велеречиво изъясняться еще целый час, чтобы опутать варвара патокой сладких слов и обещаний, словно паутиной. Но викинг резко прервал его. И от одного его голоса пастору стало не по себе…

– Хватит болтать, червяк. Говори по делу, – сказал он, словно отрезал. – Сегодня у меня хорошее настроение, потому что вороны Одина сыты и пируют.
Но оно начинает портиться, потому что я не вижу ваших войск. Ведь мы остановились тут, чтобы дать вам собрать силы.
Где они? Ведь мы ждем!!!

– О великий! Мы пришли к тебе с миром! Прими под свою великодушную защиту нас, смиренных и слабых. И мы словно агнцы божьи будем усердно служить тебе и множить твои богатства… Только не убивай нас… Сжалься… Унизь нас…

– Тот, кто позволяет себя унижать, достоин унижения. Но сильные не унижают, – слова викинга были холодны как лед. — Я знаю: хитрость — сила слабых. Когда сильный убивает слабого, слабость становится вне закона. Ее сторонятся и начинают презирать. Мир становится чист и наполняется силой и здоровьем. Но если пойдешь против Природы и пожалеешь слабого, придет пора жалости. Слабые назовут это благородством только для того, чтобы выжить, обманув того, кто сильнее. Кто будет слабее, тот будет и прав. Сильные погибнут, и начнется ваше подлое тараканье царство. Нам оно не нужно. Мы возьмем все, что пожелаем. Свобода и все настоящее в этом мире существует только для абсолютных победителей!

– Гордыня погубит Тебя! Наш бог накажет Тебя! Отрекись! – визгливо залепетал пастырь, разбрызгивая слюну, словно по заученному.

Слова угрозы кары господней всегда действовали на слабых и помогали, когда не было других аргументов… Глаза пастыря вылезли из орбит и застыли в фанатическом исступлении. Одной рукой он держался за массивный, искусно сделанный ремесленниками, почти в два человеческих роста, крест. Он был пустой внутри, и его можно было катить на хитроумных, почти незаметных, колесиках. А другой рукой пастор патетически указывал на небо, словно оно должно было разразиться громом и поразить викинга.

Процессия разом упала на колени, склонив головы…

 

– Что ты сказал?!!

Викинг в гневе решительно сделал шаг вперед и одним взмахом своей ужасной боевой секиры разрубил распятие… Оно рухнуло, размозжив голову одному из монахов…

Забрызганный мозгами и кровью, побелевший от страха пастырь отшатнулся назад и, запутавшись в своих тяжелых золототканных одеждах, упал и пополз в сторону.

Викинг побрезговал преследовать это жирное животное…
Но пастырь отполз всего шагов на десять, забил ногами в красных туфлях и розовых чулках и, обгадившись, затих.

В глазах викинга сверкнуло нечто неуловимое и ужасное… С величайшим отвращением он сказал:

– Здесь нет противника и нам нечего делать тут.

 

Он указал рукой в сторону моря и его воины быстро погрузились на свои корабли, которые скоро растаяли в туманной дымке моря, унося непобедимо сильных и беззаветно смелых пришельцев из другого мира к их неведанной Судьбе…

***

 

Велики чудеса христовы! Целый месяц во всех храмах служили благодарственные молебны всесильному богу за чудесное избавление. А пастор был объявлен принявшим мученическую смерть и причислен потом к лику святых…

***

Грозное предзнаменование, пришедшее с Севера, несколько веков не давало покоя жителям всех цивилизованных стран Запада и Востока.

Они с тревогой и страхом всматривались в море, ожидая появления островерхих, быстрых, хищных драккаров викингов – сыновей грозного Одина, которые так презирали их и любили пламя пожаров, очищающее кровью трусливый, разлагающийся мир.

Когда Прекрасная картина безжалостного уничтожения неполноценного радовала взор… И сытые вороны правили свой пир…