Моя Валькирия
Нежно обнимает мою душу…
Она Свет моей жизни
И ее бесконечный Предел…

 

Я устремляюсь к Ней,
Кровь хлынула из моего сердца…

 

 

Первое и самое важное, что Зигфрид запомнил в своей жизни – небо.

Сверкающее, прозрачно-синее небо…

Отважный бескрайний простор, захватывающий дух …

Огромное, синее, манящее, бескрайнее небо.

Неудержимый восторг захватил все его по-детски трепетное существо. В тот день ему исполнилось шесть лет. Мама – известная летчица – посадила себе его на колени, и он смог дотянуться до штурвала их спортивного самолета. Жадно всматриваясь в небо, он хотел поднять крылатую машину все выше и выше…
И его мать смеялась от радости и великолепия этого блистательного мира. Указывая за белые величественные облака, где сверкало солнце, она сказала ему: «Смотри, там, за этими облаками – Вальхалла, воздушный дворец, где живут бесстрашные герои… Видишь, как он высоко? Когда-нибудь и ты найдешь свою дорогу туда!»

 

Он родился в этот день. Вся его жизнь разделилась на две части: до и после этого первого полета.

 

 

Небо звало его. И он стал одержим небом, как лишь поэт может быть одержим своей заветной мечтой. В двенадцать лет он совершил свой первый самостоятельный полет. А потом едва ли был день, когда он не поднимался в небо.

Небо восхищало его всегда: и в прекрасный солнечный день, и даже ночью, когда гроза разрывала небесный свод и тяжелые потоки дождя скрывали землю непроницаемой пеленой. Он был летчиком от Бога и мог взлететь или посадить самолет в самую ужасную погоду, когда бы на это никто не решился.

И еще он знал: там, в вышине за облаками, очень высоко, обязательно есть ослепительно синее небо, и золотые лучи солнца раньше всего коснутся тех, кто выйдет за грань…

В небесах, за пеленой облаков, его сердце пело и звало вверх – туда, где была его Вальхалла.

 

***

 

Старинный замок хранил грозное оружие и доспехи предков, их щиты, покрытые гордыми орлиными гербами и следами далеких битв. На гобеленах словно оживали могучие рыцари, их златокудрые причудливо одетые дамы, челядь, охотничьи псы и соколы… Порой оживали необыкновенные легенды о девах и единорогах, таинственные истории, о которых ему подолгу рассказывал отец, открывая скрытый смысл символов, и цвета, послания прошлого, жившего в этих стенах, как привидения… В лесе и в утренних туманах лугов вокруг…

 

Но более всего Зигфрид любил изображение крылатой девы с ясными неземными глазами, протягивающей руку сквозь пространство своему смертельно раненному возлюбленному, чтобы унести его на небо, вспыхивающее огнем. Могучий рыцарь был убит подлым ударом в спину, но словно вовсе не чувствовал боли, а в последний миг своей жизни лишь прошептал имя своей возлюбленной и устремил взор к небу.

 

Из старых книг Зигфрид узнал все о бесстрашных и почти бессмертных девах-воительницах – валькириях – посланницах Одина, несущих победоносные знамена и призывающих к подвигу храбрейших воинов. Иногда крылатые девы влюблялись в героев, и чтобы передать им свою силу для великого подвига, жертвовали своим бессмертием и самой жизнью.

 

Так Зигфрид вырос и возмужал, превратившись в статного молодого мужчину. Но в его пронзительно голубых глазах навсегда осталось что-то мечтательно-детское, и очень часто его взгляд был устремлен в небо, словно там осталась самая важная часть его существа.

 

 ***

 

В это время произошли большие перемены. Униженная и разоренная Германия неожиданно поднялась с колен, и, кажется, сам ход времен вдруг изменился. В стране, вот уже пятнадцать лет лишенной версальским договором армии, флота и авиации, остро не хватало летчиков, и Зигфрид откликнулся на призыв Вождя немецкого Народа защитить ее воздушные границы.

Так Зигфрид оказался в корпусе воздушных истребителей. Его очень привлекала возможность летать на самых быстрых самолетах, на которых можно долететь до самых вершин облаков…

В то время в Германии почти не было военной техники, но был найден выход: волею каких-то странных закулисных игр представители всех родов войск в обход версальского договора получали военную подготовку в Советской России.

Зигфрид пришел в люфтваффе, когда этот период был уже почти позади, и в Германии появились собственные самолеты. Но за этот период отношения Германии и России еще более укрепились, и они стали к 1939 году союзниками.

Так весной 1940 года молодой лейтенант прилетел в Россию проходить стажировку на новеньком «Мессершмитте-109», которым он очень гордился потому, что это замечательная скоростная и маневренная машина не уступала ни одному самолету в мире. С некоторыми перерывами он пробыл в России почти год.

 

Россия поразила Зигфрида в первую очередь своими невероятными бескрайними просторами: в сравнении с ними Германия – да и вся Европа – казалась маленьким ухоженным садиком.
Зигфрид искренне радовался союзу Германии и России, потому что вместе они были просто непобедимы. Будущее казалось ему безоблачным и прекрасным, как тот солнечный день, когда он прибыл в знаменитую Качинскую летную школу, где готовили лучших русских истребителей.

 

Русские летчики оказались отличными парнями, веселыми сорвиголовами, такими же, как и он сам, и Зигфрид сразу же нашел с ними общий язык.
«Сабля, водка, конь гусарский… С ними век мне золотой!» – любил цитировать поэта-гусара Дениса Давыдова новый товарищ Зигфрида – Александр. И так они и жили… как братья. Потому что были людьми открытыми, отважными, щедро одаренными самой Природой.

Они были беззаботными и яркими, как весенние цветы, с необычайной силой расцветшие в тот год.

 

***

 

Настал день, в который жизнь Зигфрида переменилась раз и навсегда. Он встретил девушку своей мечты. Ее звали Любовь. Прекрасное русское имя, которое он любил повторять снова и снова… Она была дочерью летчика и сама была летчицей. Небо манило ее так же, как и его. Странное совпадение: Любовь словно сошла с картины, которой он засматривался в детстве…
Она хорошо знала немецкий, и они могли говорить сутки напролет, как и все влюбленные. У них было очень много общего, даже любимое произведение – «Полет валькирии» Вагнера. Во время свадебного путешествия они планировали побывать в Баварии на ежегодном вагнеровском фестивале.

 

Был ранний летний вечер, когда зной уже уступает место вечерней прохладе. Огромное русское поле налилось обильным урожаем пшеницы, и колосья чуть колыхались под дуновением едва ощутимого ветерка. Голова Любы лежала на его коленях, и он осторожно гладил нежное золото ее волос.
И Зигфрид впервые почувствовал: сейчас ему не хочется в небо, а хочется быть здесь со своей любимой, и чтобы это мгновение превратилось в вечность…

 

На следующий день Зигфриду поступил приказ о срочном возвращении в Германию. Он даже не успел проститься с Любой и лишь оставил ей записку, что скоро вернется…

 

***

 

Хотя война шла чуть более двух месяцев, он уже успел одержать более тридцати побед, получил два повышения в звании и «Железный Крест». Но победы не радовали его. Русские летчики были очень отважны, но, как правило, плохо подготовлены.

Стеклянные колпаки их самолетов нередко заклинивало, и зная это, многие летчики нарушали инструкции и оставляли их открытыми. Иногда, проносясь рядом со сбитым самолетом, он видел лицо поверженного врага – такого же молодого человека, как и он – только в другой форме.
Лица мертвецов нередко являлись ему во сне, и он просыпался и подолгу смотрел в темноту, думая, кому же нужна эта война?

 

Война была не нужна никому из тех, кто проливал на ней свою кровь…

 

Но Фюрер не лгал, когда говорил, что Сталин и гигантские силы РККА изготовились к нападению, и не остается ничего другого, как сражаться…
В этом он убедился воочию, видя с высоты полета огромные пылающие колонны танков и бронетехники русских, неисчислимые человеческие массы их дивизий, повергнутые в хаос.

И все же… как жаль, что это случилось. Огромные картины разрушения, какого-то вселенского кровопролития открывались ему с высоты, и сердце его невольно замирало, цепенея от ужаса и жалости.

 

Он помнил эти прекрасные места гостеприимной Украины, когда благодать мира, тишины и спокойствия были, как ясный день, когда на небе ни облачка, который, кажется, продлится вечно. Только кузнечики стрекотали в полях, пахнущих сеном и особым ароматом степи, который доносил ветер издалека…
Идиллия растаяла, словно никогда не существовавший мираж.
Запах гари, рев танков и самолетов, гулкие разрывы, лязг металла и стальных траков стали ужасной реальностью, разорвав мир на части, отозвавшись в самой глубине его души.

 

Его неотступно преследовала мысль: где сейчас его любимая. И он успокаивал себя тем, что она где-то далеко, там, куда не пришла война, в том ушедшем прекрасном и безопасном мире, который существовал теперь только в его памяти…
Он все время внутренне успокаивал себя: «Девушки ведь не воюют… Скоро мы разобьем пейсатых комиссаров, и проклятая война закончится. Только подожди, любимая…»
Каждый день он писал ей письма, которые не мог отправить. Каждый день он писал ей стихи, которые она не могла прочитать…
Он смотрел на ее фотографию, и все его мысли уносились куда-то далеко, туда, где была она, мир его мечты, Мир Любви…
Мир, в котором нет и не может быть этой братоубийственной войны.

 

***

 

Сигнал к вылету возвращает его к реальности, словно удар хлыста. Заученными движениями он бежит к самолету и выруливает на взлет…
И вот его эскадрилья уже в воздухе, словно стая свирепых воздушных волков, несется на очередную охоту, набирая высоту.

 

Группа краснозвездных истребителей несется им навстречу. Начинается смертельная круговерть. Русские летчики очень храбры, и только благодаря своей неистовой отваге и презрению к смерти они иногда могут нанести им ущерб. Но как плохо они управляют своими «илами»! Какой преступник послал этих необлетанных юнцов в бой?

Через несколько минут он выходит из боя и наблюдает, прикрытый своим ведомым, его финал. Гюнтер подбит, дымит, но жив и скорее всего дотянет до аэродрома… Он посылает пару прикрыть его… Бой продолжает уже всего три самолета красных. Два из них тут же вспыхивают.

Но последний русский летчик умело ведет схватку. У него выгодная позиция, и он может выйти из боя…

Но нет… какой храбрец! Он отчаянно сцепился с тремя его парами. Черт! Резанул Курта короткой, меткой очередью… Самолет безвольно завалился вниз. Вероятно, его друг убит… Повредил еще один самолет!

Наконец! Достойный противник!!!

Как же он ждал этого момента…

 

– Всем отойти и не вмешиваться, он – мой! – отдает он приказ по рации своей эскадрилье и устремляется навстречу русскому асу, как рыцарь к рыцарю на ристалище, давая ему занять равную позицию.

 

Жестокий бой на пределе возможностей полностью захватывает его. Неожиданно русский пилот закладывает такой вираж, что на мгновение приобретает смертельное преимущество. Холодный пот струится по шее, словно над ней занесен топор палача…
Но почему-то его противник не выстрелил. Одно мгновение, и он не упускает свой шанс и жмет на гашетку крупнокалиберных пулеметов. Они вспыхивают смертоносным огненным смерчем… Все кончено… Если он стреляет, то никогда не промахивается…

 

Изрешеченный самолет по инерции летит ему навстречу, и он едва уклоняется от столкновения… И широко раскрытыми глазами сквозь открытый «колпак» «ила» он видит развевающиеся золотые волосы своей возлюбленной, ее глаза, которые смотрят на него с невыразимой любовью и тоской… На ее груди зияет ужасная рана. Ведь он никогда не промахивается…

 

Он убил свою Любовь!!!

 

Убил своей рукой.

 

Нет ничего ужаснее. Нет ничего…

 

Ничего больше нет…

 

Осталось только небо, к которому он всегда так стремился…

 

Сжигая в форсаже мотор, он устремляет свой самолет к вершинам облаков…

Его сердце уже остановилось, но глаза еще с надеждой всматриваются в далекую синеву бескрайнего неба, где его ждет его возлюбленная…

Его валькирия…

Свет его жизни, ее абсолютный и бесконечный предел…